Мурманская группа «Деревянные киты» вернулась с тревожным, но очень воздушным мини-альбомом «ПОЛЕ ЧУДЕС».
Вокалистка Светлана Матвеева и гитарист Тимур Мизинов рассказали СТОРОНЕ про сладкий звук релиза и как старые песни зажили совершенно новой жизнью.
Света:
«Пшеница» и «28» — очень старые песни, одни из самых первых. С точки зрения лирики в них много нечетких образов. Думаю, это связано с моей тревожной юностью, когда я могла чувствовать одновременно слишком многое, но не могла это выразить. Впрочем, я и сейчас чувствую много всего, только теперь я могу дать этим чувствам названия и разложить их в своей голове. Тогда с этим было сложно.
Тимур:
С «Пшеницы» вообще начались «Киты» в плане песен. Группы ещё не было, я задался целью сделать какой-нибудь шугейз. Придумал аккорды, наиграл на телефон и выслал Кате — нашему шугейз-специалисту. Спросил, сойдёт? Катя сказала — да! Сняла на видео ответку с битами и пошло-поехало. Интуитивно я чувствовал, что нужно будет много открытых струн — так и произошло…
Света:
Забавно, что названия у всех трёх песен в релизе даны в общем-то в шутку. «Пшеница» названа в честь упаковки воздушной пшеницы со вкусом карамели, потому что песня будто сладкая, лёгкая и воздушная. «28» — потому что заключительная партия в песне похожа на саундтрек из «28 дней спустя». «Поле чудес» — потому что партия синта как мелодия из одноименной телепередачи. То, что я впоследствии написала к этим песням тревожные тексты и что в моей голове это песни про панические страхи — уже на моей совести.
Про «Поле чудес» хочется сказать очень многое. Когда мы начинали писать эту песню, в моей жизни будто потухли краски. И я почти забросила текст. Но потом пришёл момент и я влюбилась до дрожи в руках в человека, в которого нельзя было влюбляться. Помню, как мчась в такси далеко за полночь, у меня в голове рождались строчки «и от скорости полопаются шины». Эти стихи легли в основу песни. Я была очень горда этой работой.
Мне казалось, это лучшие стихи, которые я кому-либо посвящала. А потом, после нескольких недель беспокойной любовной истории, этого человека не стало. И «Поле» обрела какой-то ужасный сакральный смысл для нас всех.
Когда мы играем эту песню на концертах, я часто задаю себе вопрос: «Как я посмела стоять сейчас здесь, открывать свой прелестный рот и петь о том, за что мне должно быть стыдно?». Это чувство вины и презрения к себе до сих пор посещает меня и порой отзывается жгучей болью. И «Поле чудес» это то место, где я имею право об этом рассказать.